Когда родился наш шестой ребёнок мы решили, что он будет нашим последним ребенком, и поэтому я не хотел ничего упустить из отцовского опыта. Через несколько месяцев после рождения Димы я временно перенес мою врачебную педиатрическую практику домой. Я постарался закончить все свои проекты, привел в порядок домашние дела, узнал какая процентная ставка по кредиту в сбербанке и взяв денег сделал ремонт в гараже. Фактически после этого мы отвели часть нашего громадного гаража под приемную с кабинетом. Мои пациенты-подростки шутливо прозвали новый медпункт «Бункером». Это позволило мне находиться поблизости от Димы, не отлучаясь от моих пациентов. Иногда после кормления я сменял Жену-кормилицу и становился «отцом-носильцем» — брал малыша на руки или носил в шарфе-слинге, и эту радость тесного физического соприкосновения с ребенком я открыл не раньше, чем стал отцом шестерых детей! Я сознавал, что Дима, ощущая мое тело, меняется. Когда он распластывался на моей теплой волосатой груди, его ушко оказывалось возле моего сердца, его грудка и животик прижимались к моему телу, и его тельце ритмично поднималось и опускалось с каждым моим вдохом — выдохом, я же бережно обнимал малыша. Мое дыхание согревало его головку, уткнувшуюся мне в шею, под подбородком; ребенок обретал укромный уголок, некую причудливую замену утробе.

Я соприкасался с Димой по-мужски, и он привыкал к моему телу — к иному ритму дыхания, иному шагу и касанию, к более низкому голосу. У отца здесь явный перевес над матерью, поскольку кадык у отца выступает сильнее и сильнее вибрирует голосовой аппарат, младенец ощущает эти вибрации головкой. Эти тактильные ощущения не лучше тех, которые ребенок получает от физического контакта с матерью, просто они другие. Нашему Диме это различие пошло на пользу. Ему очень нравилось мое присутствие, а не только мамино: это было все равно, что предложить ребенку два разных соблазнительных десерта. Отклик Димы на мой отцовский уход помог, к моему удивлению, обнаружить новый уровень отцовских чувств и новую ценность отцовства.